И. В. Мотеюнайте. Запрет обижать юродивых и его нарушение в сюжетах русской литературы XIX‑XX веков
Илона Витаутасовна Мотеюнайте
(Псковский государственный университет)
Запрет обижать юродивых и его нарушение
в сюжетах русской литературы XIX–XX веков
В докладе рассматривается актуальный для русской культуры запрет: «нельзя
обижать юродивых». При агрессивности и провокационности юродских действий
почитание их святыми оказывается психологически сложным, для этого необходимо
преодоление естественных человеческих склонностей. Таким образом, обсуждаемый
запрет тяготеет к табу и позволяет говорить о том, как развиваются в культуре
представления о человеческой природе. В отличие от византийской культуры, где
подвиг юродства не раз оспоривался церковными авторами и даже оказывался под
запретом церковных институтов, русская агиография транслирует почитание
юродивых как обязательное; юродство как проблема осознается в России лишь в
Новое время. Автор доклада отталкивается от агиографического топоса: юродивых
обижают мальчишки – и показывает, что этот мотив сохраняется и в литературе
XIX-XX веков. Дети как субъект нарушения запрета отвечать на агрессию агрессией
становятся маркером естественных (биологических) основ человеческой личности. В
дальнейшем изображение юродской агрессии редуцируется в литературе, однако в
тех случаях, когда она присутствует, субъектами нарушения запрета
становятся органы власти, в том числе церковной (случай индивидуального
нарушения запрета единичен), и сюжеты демонстрируют жесткую форму нарушения
запрета: убийство или казнь. Автор доклада усматривает в этом тенденцию к
изживанию культурного феномена юродства, «растворению» его в культуре».
"...Свойственный древнерусской литературе мотив гонимости святого мальчишками можно рассматривать в Новое время как нарушение ими запрета..." - про изменение отношения к детям в Новое время понятно, - непонятно про то, что как нарушение запрета их поведение воспринимается только в Новое время: в Средневековье такого запрета не было разве? или просто не было это письменно зафиксировано (потому что фиксируется только в беллетристике, а она только в Новое время)?
ОтветитьУдалитьСпасибо за вопрос. На русской почве в Средневековье юродство как проблема, насколько мне известно, не обсуждалось. Естественные человеческие реакции фиксировались таким образом в житиях без рефлексии над этим как над своеобразным запретом, дидактичность жанра перекрывала проблемность. Определения реакций даже в византийском материале обычно безоценочно и обобщенно ("одни", "иные"...), и там мальчишек нет. Этот запрет формировался в культуре и актуален по сей день в какой-то степени, но он не закреплен.
УдалитьСпасибо, Илона Витаутасовна, за фундаментальный доклад, как бы продолжающий на примерах лит-ры XXI века тему Вашей книги "Восприятие юродства русской литературой XIX-XX веков" (Псков, 2006).
ОтветитьУдалитьВот какое размышление. Юродивый существует в социуме, на глазах у народа. Видимо, здесь разговор идет не только о "духовном", божьем запрете обижать юродивого, но и о социальном ("что скажут люди?"). А что получается, когда этот социальный запрет отсутствует? Например, в случаях с отшельниками (понятно, что они не юродивые, но меня здесь интересует обидчик). Вот подобные житийные сюжеты (с разбойником и столпником и т.п.), они как-то востребованы современной литературой? Или писателей интересуют только юродивые (из-за эффектности, кстати, тоже)? Спасибо!
Спасибо за вопрос, меня тоже именно реакции в данном случае интересовали, потому что в них - преодоление культурно-религиозного запрета. Думаю, что социальный аспект в данном случае важен не более и не менее, чем во всех других. А вот про другие подвиги - мне тоже было бы любопытно, но не встречала (объем велик). "Воскрешение Лазаря" В. Шарова - единственный приходящий на ум пример осмысления христианского подвижничества, и тоже преимущественно в поле юродства. Есть (мученичество "Рай земной" Сухбата Афлатуни), но особенно востребовано юродство, потому что "эффектно", Вы правы.
УдалитьА вот, Сергей Викторович и Илона Витаутасовна, из последних мною прочитанных "Матисс" А. Иличевского сюда вписывается, наверное. Там есть похожий вектор: повествуется о бездомных, бомжах как отшельниках, как раз. Социально-метафизический аспект там весьма силен: основной персонаж по собственному желанию становится бродягой.
УдалитьСпасибо, Станослав Федорович, в русской литературной традиции образ бродяги/странника вполне разработан (Иличевскому было на что опереться), он имеет пересекающиеся черты с юродивым, возможно, из-за общего исходного архетипического образа "христианина", но это не тождественные типы. Современная литература с разных сторон осваивает этот тип, спасибо за наводку.
УдалитьДорогая Илона Витаутасовна, поясните, пожалуйста, можем ли мы в настоящее время наблюдать духовный подвиг юродства, то есть может ли он становиться предметом современной художественной литературы, как актуальное социальное явление, или он окончательно перешел в область исторической беллетристики после перемены общественного устройства в последнее столетие. Спасибо! Картинку я вставил.
ОтветитьУдалитьАнтон Олегович, спасибо за вопрос. Поскольку у нас нет (и это принципиально) внятных критериев различения юродивых Христа ради от городских сумасшедших, ответить на Ваш вопрос сейчас невозможно. В начале-середине прошлого века о юродивых и прибегающих к юродствованию церковных деятелях сведения есть (в Орле местночтимый Афанасий Сайко, например). Перемена общественного устройства актуализирует и протестные настроения, и "юродские" формы поведения, и подвиг "растворяется в культуре" я бы сказала.
УдалитьСпасибо огромное! Возможно ли, что "изживание культурного феномена" юродства в нашу эпоху связано с некой подменой социальных ролей. Посмотрите - в первом же примере юродивым оказывается протоиерей РПЦ, руководитель множества организаций, настоятель то ли семи, то ли восьми храмов в Москве... Сам статус юродивого ставится под сомнение, когда юродствуют чиновники и поп-звезды, протоиереи и журналисты... С какого момента начинается эта подмена? И возможно ли изменить ситуацию?
ОтветитьУдалитьПоясню. Юродивый ставит себя в особое положение; это, выражаясь современным языком, фрик. А фриком быть кому же захочется? И кто фрика послушает? (Единственный, пожалуй, пример обратного - выступление модельера Зверева на Красной площади в защиту озера Байкал, которое привело к остановке строительства целлюлозно-бумажного комбината на озере). А то, с чем мы сталкиваемся в обществе, не юродство, а юродствование, лже-юродство. И лже-юродивых путают с юродивыми, и обижать, получается, можно всех.
Спасибо, Александр Юрьевич! Я думала об этом, но не в парадигме социальных ролей. Между юродивым и фриком все же даже в ХХ веке есть разница: "ради". Юродствование как поведение отличается от других синонимичных обозначений наличием не символического, а признаваемого универсальным. Место Бога в формуле обозначения подвига может заменяться (варианты были: революция, искусство, человечность), но вряд ли исчезает. Постепенно, однако, не границы явления размываются, а оно само разлагается на эстетические и идеологическую составляющие. Культура секуляризуется, но гуманизируется, обижать-то как раз уже никого нельзя, толерантность развивается)))). В ХХ веке уже агрессия (=обладание властью хоть и символической) не приветствуется, юродивые в литературе чаще плачут (причем в "реальности" примеры провокаций очень даже есть) и скорее, наоборот, репрезентируют "хорошего человека", "настоящего христианина". А лже-юродивые, юродствующие и дурачки были всегда, в XIX о них очень много, это я и обозначила как "проблему юродства".
УдалитьДа, согласен; но все равно остается социальный статус - юродивый (независимо от цели) вне привычных социальных стратификаций, сейчас в статусе юродивого оказываются люди, занимающие подчас высокие или заметные посты. И статус странным образом дискредитируется, что в литературе не может не отражаться...
УдалитьЮродивый может существовать только как стоящий принципиально вне культурных рамок; его нельзя "узнать", в этом специфика. А социальная роль - нечто прямо противоположное этому установлению. В этом явлении - от юродства лишь смелость вызова, может быть и странность поведения, а это разный культурный генезис может иметь.
УдалитьДавайте еще поговорим об "эффектности" описания юродства в литературе. Это появление персонажа на котурнах среди толпы в башмаках; это появление харАктерного персонажа в скучной мелодраме. Он сразу приковывает внимание зрителей/читателей. Он даже, как Вы подчеркнули, у Пушкина в БГ перетягивает внимание публики, у него котурны выше, чем у Бориса. Не будем уже говорить про оперу Мусоргского, где маленькую партию юродивого исполняли корифеи русской сцены. И все писатели ценили "эффектность" появления такого персонажа, в нем писательская "выгода", пусть даже на фоне скучных для нарратива праведников. Это я размышляю потому, что мы говорим не о житийной литературе, а об авторском приеме, о намеренной/продуманной суггестии. Может, подумать и об "амплуа" юродивого, ставшего не менее актуальным и в 21 веке, и про набор сложившегося веками клише...
ОтветитьУдалитьДа, Сергей Викторович, эстетическая (поведенческая) привлекательность юродства для литературы напрашивается, об этом я уже писала. Но если ограничиваться только этой, поведенческой стороной, то собственно от юродства ничего не остается, такого героя можно определить достаточно длинным рядом: сумашедший, фрик, бомж, убогий, художник и т.д. При дисперсии черт, составляющих образ юродивого в литературе (что неизбежно в безрелигиозной культуре) остаются лишь следы, провоцирующие воспоминания о некогда важном культурном явлении. Сегодня оно невозможно уже и еще.
УдалитьСпасибо, Илона Витаутасовна, тема и доклад чрезвычайно интересны. А если несколько дистанцироваться от литературы в ее традиционном, текстуально зафиксированном, понимании и развернуться в сторону такой синтетической формы, как рок. Там юродская парадигма представлена многообразно (конкретики не касаюсь), начиная с самих авторов-исполнителей и заканчивая персонажами их песен. К тому же здесь мы наблюдаем противоположный эффект, когда молодые люди, дети в том числе, воспринимают своих кумиров отнюдь не как объекты насмешек или агрессии, но как примеры для подражания (это как минимум)? Вопрос, конечно, уводит несколько в социальную плоскость и достаточно обширен (косвенно и Александр Юрьевич эту тему затронул выше), но всё-таки.
ОтветитьУдалитьМолодежь всегда ищет примеры для подражания, и чем они ярче внешне, тем привлекательней, это понятно. И вызов и протест, свойственный року, конечно, тоже притягивает. Но это часть культуры, со своими законами и правилами, едва ли не более жесткими, чем противостоящая ей. Юродство же - за гранью культуры, мне кажется. в этом разница.
УдалитьИнтереснейший доклад, дорогая Илона Витаутасовна. Спасибо! И вот вопросы:
ОтветитьУдалитьНасколько плодотворна мысль, о том, что мальчишки, т.е. дети, не имеют запрета обижать древнерусского юродивого как бы в параллель с Христом, которого «обижал» народ в его страстях, ибо в «детскости» своей, по наивности, «не ведал, что творит»? И не выражалась ли этим своего рода особая эмблематика святости юродства.
С другой стороны, сам факт, что в древнерусской традиции юродивый – мужчина и его обижают именно мальчишки (не «девчонки»): не есть ли в этом намек на срытую гомосексуальность природы древнерусского юродства? Почему-то в памяти всплывают ситуации с Чайковским, который, как известно, и как не принято этого знать, и в России, и за границей проявлял интерес к мальчишкам, а те, в частности, в бытность его в Клину, преследовали его с целью получить от него нечто вроде выкупа. – Простите великодушно за второй вопрос, но мы же не дети и пока не подлежим церковной цензуре. С.В.Ф.
Спасибо, Сергей Владимирович! Первое замечание очень интересное. Что касается второго, юродство вне гендера с самого своего появления, женщины тоже были юродивыми и в Византии уже. И там "бесстрастность" юродивых была едва ли не самой обсуждаемой чертой. Думаю, просто исторически девочки наРуси не особенно шлындали по улицам, поэтому о них и не писали. А бедного Петра Ильича в этой ситуации бесконечно жаль))).
УдалитьСпасибо большое за доклад. Очень-очень интересно. А у меня вопрос: насколько оправдана дихотомия: Образы юродивых делятся не только на «исторические» («Борис Годунов» А. С. Пушкина, «Князь Серебряный» А. К. Толстого, исторические драмы А. Н. Островского, «Иоанн-Рыдалец» И. А. Бунина и др.) и «современные» («Детство» Л. Н. Толстого, «Шерамур» Н. С. Лескова, «Парамон юродивый» Г. И. Успенского, «Богомолье» И. С. Шмелева и др.), но и на «агрессивных» и «плачущих». Исторические и современные, агрессивные и плачущие. Ведь эта классификация зависит не только от исторической парадигмы, а от контекста, литературного в том числе. И второй вопрос. Совсем частный. Благодаря Вашей фокусировке текста "Юшка" видна особенность стилистической конструкции, а именно - почти ритмически повторяющиеся вопросы. Как бы Вы это прокомментировали?
ОтветитьУдалитьСпасибо! Елена Наумовна, это две дихотомии, довольно условные. "Историческими" я назвала образы в произведениях исторических жанров и отсылающих к реальной истории, а "современными" - образы в произведениях, где действие разворачивается в эпоху написания. Степень агрессивности - очень важная черта юродства - очевидно убывает в истории литературы, и это зависит и от темперамента автора, и от его конкретных художественных задач: рядом с Николкой из "Бориса..." сразу же встал Вася Сомова ("тихий"). В первой половине ХХ века по историческим причинам обращение к христианству не вызывало потребности изображать агрессию и провокацию. Тогда возникают выражения "юродивый Революции ради" и актуально сравнение поэта с юродивым. А герои, называемые "юродивый", кроме Бунина, очень тихие: у Г.Успенского, Шмелева, Зайцева, Дурылина они молятся и плачут. Такая поведенческая модель в агиографии тоже есть, и она выходит на первый план в эту эпоху. Что касается ритма прозы Платонова, я этим не занималась, и нужные ему ассоциации он этим ритмом в рассказе, конечно, вызывает: кроме приведенного мной эпизода ничего Юшку с юродивыми не роднит, а связь была важна, поэтому, мне кажется, он кроме мотива гонений и общехристианского комплекса смирения, использует такую интонацию "простеца" и евангелиста одновременно. если можно так сказать.
УдалитьИ еще у меня дополнение: неплохо бы с точки зрения юродства в современной литературе рассмотреть романы В. Бенигсена (в "ВИТЧе" про юродивых точно есть, в "Чакре Фролова" - кажется, тоже). Бенигсен в своих лучших пикарескных романах в амплуа юродивых выставляет представителей разных "интеллигентских" групп из разных эпох, и этих людей все обижают. Бенигсен - не самый популярный сейчас автор, но серьезного разговора вполне заслуживает
ОтветитьУдалитьВ дополнение к этой информации Александра Юрьевича: представляется, что своего рода «московскими юродивыми» в «литературном» мире А.Белого («На рубеже веков», М., 1989) предстают персонажи, которых он называет «чудаками» (С. 43, 71, 89-глава «Чудак», 101-102 и т.д. где речь идет об отце и его коллегах). С.В.Ф.
УдалитьО-о-о! Андрей Белый и юродство - тема крайне интересная, отлично в стихотворении Мандельштама на его смерть ("Голубые глаза и горячая лобная кость") обобщенная. В биографию я не лезла из-за объема и, простите, "нецеломудренности" темы, а вот его "повествовательское" юродство, обозначамое этим словом некоторыми критиками и исследователями, - более продуктивным мне казалось. Не только у него, вообще тогда в воздухе витало "поэт-юродивый", и он - главный претендент на престол. За ссылку спасибо, дорогой Сергей Владимирович, может, еще вернусь к теме...
УдалитьМне кажется социального статуса "юродивый (независимо от цели)" не может быть. Как уточняла уже Илона Витаутасовна, есть ключевое "ради Христа", причём замена Христа на революцию, искусство и т. д. не представляется эквивалентной. Может, конечно, я ошибаюсь. Но юродивые на Руси из приведённой цитаты Иванова — это «форма божественного контроля над властью» и им по статусу «ради Христа» положено обличать «ты не князь, а грязь». Юродивые ради Христа находятся в промежуточном положении между божественным миром и шутовским — скоморошечьим, юродивые независимо от цели находятся уже только в шутовском мире. И юродивым нельзя «оказаться», юродство — это «самопроизвольное мученичество» Христос был самопроизвольным мучеником, поэтому здесь очень уместно замечание Сергея Владимировича «дети, не имеют запрета обижать древнерусского юродивого как бы в параллель с Христом».
ОтветитьУдалитьДа, спасибо!
Удалить