В.Н. Шувалов. О (сомнительной) пользе запретв

В. Н. Шувалов

О (сомнительной) пользе запретов:

Устав учебных заведений 1828 года и провинциальные реалии

Новая учебная система, введенная в Российской империи по предложению министра народного просвещения К. А. Ливена, должна была основываться на следующих началах: «1) Воспитание народное во всей Империи нашей, несмотря на разность вер, ниже языков, должно быть русское. 2) Греко-католик, римо-католик, лютеранин, должны быть воспитаны первый в твердом и незыблемом православии, а второй и третий – во всей точности положительного исповедания своей веры. 3) Все иноверное российское юношество должно учиться нашему языку и знать его. Оно должно преимущественно изучать нашу историю и законы. 4) Все науки должны быть очищены от всяких не принадлежавших к ним и вредных умствований. 5) Излишнее множество и великое разнообразие учебных предметов должно быть благоразумно ограничено и сосредоточено, во-первых, на тех познаниях, кои самым учреждением разных учебных заведений постановлены, и, во-вторых, сообразно с званиями, к которыми учащиеся предназначаются. 6) Язык славянский, т.е. высокий, и классическая российская словесность повсеместно должны быть вводимы и одобряемы. 7) Язык греческий должен везде, кроме училищ иноверных, иметь преимущество пред латинскими. 8) Не должно терять из вида особенно то, что одно обучение не есть воспитание и даже вредно без возделания нравственности, которой христианину вне церкви нигде найти не можно».

8 декабря 1828 года, Устав учебных заведений, подведомственных университетам Санкт-Петербургскому, Московскому, Харьковскому и Казанскому, был одобрен и окончательно утвержден. Этот Устав оказался ближе к своему предшественнику, уставу 5 ноября 1804 г., чем можно было ожидать, по предположениям, высказанным в начале обсуждения реформы. В Указе Сенату о введении в действие нового Устава побуждением к реформе учебных заведений представлено желание только «усилить способы их действия и вместе с тем дать более твердости и единообразия началам, на коих они были основаны».

По уставу сохранились 3 степени учебных заведений: приходское училище, уездное училище и гимназия. «Запретительная часть» устава достаточно важна; она намечена в рескрипте императора от 19 августа 1827 г. : «…чтобы каждый, вместе со здравыми, общими для всех понятиями о вере, законах и нравственности, приобретал познания, наиболее для него нужные, могущие служить к улучшение его участи, и, не быв ниже своего состояния, также не стремился чрез меру возвыситься над тем, в коем ему суждено оставаться».

Самые важные изменения в учебных планах сделаны для уездных училищ и гимназий. И вот в 1833 году 12 мая, директор Тверских училищ И. И. Лажечников получил предписание из Московского учебного округа, о преобразовании учебных заведений по Высочайше утвержденному Уставу от 8 декабря 1828 года, «а как университету желательно ввести новый Устав во все учебные заведения в одно время и не далее, как с наступлением будущего Академического года, то я со своей стороны покорнейше прошу не оставлять принять зависящие от Вас меры, к избежанию могущих быть на первый раз каких-либо затруднений и неудобств при исполнении означенных положений, дабы новыми переписками не замедлить по крайней мере общего производства столь важного для училищ дела». [1]

В тверских училищах особое внимание обращают на некоторые «запретительные» пункты; их реализация вызывает трудности и порождает несколько занятных казусов. Для их описания мы использовали материалы, хранящиеся в Государственном архиве Тверской области и впервые вводимые в научный оборот.

1. Запрет на включение «сложных» предметов в гимназии.

Директор гимназии Лажечников, радея о разумном распределении учебной нагрузки и не приветствуя введению в гимназии греческого языка, то 16 июня 1833 года писал в училищный Комитет свое мнении, о целесообразности введения преподавания греческого языка в учебных заведениях: «Доставление новых преимуществ гимназиям введением в них греческого языка может, с первого взгляда, обольстить тщеславие управляющих ими. Но долг совести обязывает их искать исключение действий, не наружного блеска вверенных им заведений, а пользы обучающихся в них. К сей цели стремлюсь я настоящим представлением.

Кто не знает, что дело народного просвещения есть предуготовление Отечеству честно-образованных, а также воспитанно-полезных граждан! Спрашивается, какому классу граждан древний греческий язык необходим, и какой предмет необходимо преподавать в гимназиях? Воину ли, судье, чиновнику какого-либо министерства, лекарю, художнику, помещику, купцу? Решительно ни одному из них. Что может прибавить преподавание греческого языка в гимназиях, вместо народного образования? Ничего, кроме схоластического груза. Доставит ли оно больше ученых? Никогда, кроме множества 14-классных педантов, которые давеча и будут хвастаться, что учились некогда языку Гомера и Платона, ибо нельзя читать о сем нам самим свиток, что учение духовно-убежденное, что познание сего языка ни на что не было им нужно, кроме приобретения 14 класса. Тот час, по получении сего, то есть, переступая за порог гимназии, будет стараться забыть то, что приобретали многолетними годами трудов. Одно предубеждение, что их заставят учиться предмету бесполезному, и тогда впредь забудут все. Оно предполагает в них более уразумение, нежели в их руководителях разумение, хотя и убеждены будут, что сей предмет бесполезен для них. Настроенные же местным преуспеванием или обольщенные 14 классом, забредут, конечно, детей своих к читающим греческий язык для приобретения его, так, как бы или заставили их учиться языку татарскому, или если бы им давали любые преимущества нововведения, исполнителей оных заблуждений в цели хорошего общественного воспитания? Надобно присовокупить, что при обучение греческому языку, детям должны будут неминуемо исключить из курса гимназического один из новых предметов (что видно из таблицы, приложенной при уставе 1828 года) и ослабить учение математических предметов, без всякого сравнения, использования ответным отражением науки, в гражданском и домашнем быту. Предположим, что гимназия в течение нескольких лет даст Отечеству одного ученого филолога, но стоит ли для него составлять целые сотни книг и убивать по несколько сот часов в год, которые могли бы они употребить с большею пользою, обременять их напрасно схоластическим грузом и тратить на это сотни тысяч рублей? Замечу также, ученого образования, требующего и греческого языка, остаются университеты, куда по отеческой попечительности Правительства никому дороги не заграждены». [2]

2. Запрет на обучение вольноотпущенных.

В 1833 году 22 сентября, директор Лажечников получил из министерства народного просвещения предписание, что в гимназию должно принимать людей только свободного состояния, исключая вольноотпущенных. Последние же обязаны приписываться в податное звание, дабы иметь право поступить для обучения в губернские гимназии. [3]

3. Запрет на совмещение учительских должностей.

В январе 1834 года, в связи с преобразованием учебных заведений, учителям было увеличено ежемесячное жалование, но при этом во многих училищах Тверской губернии оставались учительские вакансии, а соответственно не велись многие общеобразовательные предметы, так как по новому уставу было запрещено совмещение учительских должностей, то началась переписка смотрителей уездных училищ и директора народных училищ с Московским учебным округом, о прибавлении жалованья штатным смотрителям и учителям уездных училищ за исправление посторонней учебной нагрузки до определения на вакансии постоянных учителей. Министр народного образования ответил, «что до введения новых штатов допускалось соединение должностей смотрителя и учителя, так же двух учительских и с окладами оным положенными, наиболее по уважению скудности окладов и недостатке учителей, теперь же, когда содержание училищных чиновников несравненно увеличены. Мера сия может иметь место в крайних только случаях и то временно, тем более, что разделение должностей смотрителя и учителя основано на пользе самих училищ. Посему учебное начальство обязано прилагать старание о замещении всех учительских мест достойными наставниками, к чему оно ныне имеет более средств, нежели при существовании старых штатов. Но как поручение одному лицу двух должностей в одном училище иногда бывает неизбежно, то он находит справедливым вознаградить таковых чиновников за посторонние их труды согласно с мнением господина Попечителя половинным окладом жалованья по вакантному месту, на что, однако ж, каждый раз надлежит испрашивать разрешение Министерства». [4]^;[5]

4. Запрет телесных наказаний.

В 1833 году 4 марта, Иван Лажечников разослал родителям учеников для чтения и подписи следующее заявление, что некоторые ученики тверской гимназии почти не посещают классов, не радеют об обучении и занимаются шалостями, почему Тверская гимназия, не имея способов содержать постоянные сношения с родителями и попечителями, вообще, всех учеников оной, предлагает, не угодно ли будет им 10 числа каждого месяца справляться в канцелярии гимназии по ведомостям господ учителей об успехах и поведении детей их и им вверенных, при каковом случае могут они, соединено с начальством гимназии, брать меры к наказанию и побуждению ленивых и шалунов». После этого следует подписи родителей, причем один из них предоставил директору право наказывать его детей розгами. [6]

К сожалению, некоторые учителя, так и продолжали жестокое наказание учеников. Так, служащий Тверской градской полиции чиновник 13 класса Иванов, обратился к Лажечникову с жалобой на учителя Тверского уездного училища Колосова, который таскал его сына Павла Иванова за волосы без всякой пощады и колотил по голове. На что Иван Иванович предписал объявить Колосову воздерживаться в жестоком обращении с детьми, так как его жестокость запрещена §§ 30 и 31 Устава 1828 года, в противном случае взыщется с него строжайше. Уже не в первый раз поступают ко мне жалобы на его бестолковое и грубое порицание с учениками. [7]

5. Запрет частного обучения без согласования с директором народных училищ.

В 1835 году 18 сентября, в дирекцию училищ Тверской губернии поступило предписание из Министерства народного просвещения закрыть все частные учебные заведения; «местному училищному начальству поставляется в непременном обязанность внушать всем, чтобы они на право обучения у себя выправляли свидетельства и в особенности старались о заведении приходских училищ, чем устранится встречаемые Дирекциями затруднения, и жители селений охотнее будут отдавать детей своих в учрежденные школы, нежели причетникам или мещанам».

Приглашение же сторонних людей для обучения, по мнению министра, невозможно, «как по бедности, так более по необразованности частных учителей».

После получения предписания, узнав о нежелании мещан и священнослужителей закрывать частные школы, Лажечников обратился в Тверскую полицию с просьбой: «…города Твери, мещанин Демид Иванов Сенин, мещанка Екатерина Николаева Культепина и Смоленской губернии дъяческая дочь Агафья Данилова Яблоневская, проживающая в доме тверского мещанина Петра Васильева Лошкарева, содержат у себя частные училища без всякого на то позволения училищного начальства.

Прошу покорнейше оную полицию запретить означенным лицам заниматься обучением детей грамоте, в противном случае они подвергнуться строжайшей ответственности по законам, при чем объявите им, что ежели они желают иметь у себя училище, то испросили бы на то письменное постановление училищного начальства».

Аналогичная просьба была направлена к Ржевскому городничему, чтобы он проконтролировал закрытие частных школ, которых к февралю 1836 года было 14: 

1. у диакона Ильи Яковлева 15 учеников мужска пола и 6 женска;

2. у дъячка Ивана Васильева 30 учеников мужска пола;

3. у пономаря Ильи Васильева 36 мужска пола и 7 женска;

4. у мещанина Петра Егорова Тепина 12 мужска пола и 2 женска;

5. у мещанина Василия Николаева 8 мужска пола и 14 женска;

6. у мещанина Матвея Ваулина 5 мужска пола и 9 женска;

7. у мещанина Михайло Малыгина 8 мужска пола и 6 женска;

8. у жены мещанина Филиппа Калнишникова 5 мужска пола и 6 женска;

9. у жены мещанина Федора Панова 5 мужска пола и 9 женска;

10. у жены мещанина Егора Надежина 7 мужска пола и 4 женска;

11. у мещанки Ирины Моисеевой 8 женска;

12. у мещанки Пелагеи Еремеевой 8 мужска пола и 9 женска;

13. у мещанки Веры Разумихиной 2 мужска пола и 7 женска;

14. у мещанки Марьи Филатовой 9 мужска пола и 6 женска.

Итого: 54 мужска пола и 84 женска пола. [8]

6. Негласный запрет новых методик обучения.

В ходе преобразования училищ по новому уставу от 8 декабря 1828 года выяснилось, что методики преподавания учителями предметов оставались старые, так как новые еще не были разработаны и утверждены, соответственно, любое нововведения встречалось в «штыки» со стороны тверских чиновников, не желающих изменять подход к обучению детей.

В 1835 году 20 марта, И. И. Лажечников, просматривая упражнения учеников гимназии в учении словесности, представленные старшим учителем Смирновым за его подписью, нашел, «что сии упражнения, особенно учеников 7 класса, кроме разве Смирнова, по декабрь части преподавания в них правописания не соблюдено, нет ни учения по ясности и связи в мыслях, темы развития беспорядочны, тематика и напыщенность нестерпимая, периоды бестолковые, есть в страницу и более.

Господин учитель Смирнов подписал только, что он читал тетради. От хорошего преподавания требуется не одного объяснения и выучивания правил. Надобно еще, чтобы он учил правилам, делал как можно чаще приложения, чтобы он дал им, так сказать, врезки, замечая письменно в самых упражнениях учеников, в чем они не соблюли их. Без того теория мертва.

Сверх того, известно мне, что господин Смирнов задает ученикам предложения очень неблагоразумные, например: “Хорошо тому жить, у кого бабушка ворожит. Терпи казак, атаманом будешь”. Предложения совершенно неприличные, ни образу мыслей, ни нравственности, которую стараются внушать ученикам гимназии. Всякий благоразумный человек поймет выводы, которые можно сделать из таких предложений. И потому предлагаю Вашему Высокоблагородию (инспектору гимназии) передать мои замечания господину старшему учителю Смирнову и внушить ему, чтобы он обратил на них свое внимание и старался к концу академического года исправить недостатки учеников».[9]

Во всех случаях «местное» училищное начальство подчиняется уставу, и в результате не решает ни одного из поставленных вопросов по улучшению образования. Поэтому данный запрет оказывается вредным не потому, что ограничивает модель обучения, а потому, как ни парадоксально, что ограничения недостаточны – и многие ученики, не выдерживая учебной нагрузки, вынуждены были уходить из учебных заведений, так и не заканчивая их.

Результат преобразования училищ по новому уставу хорошо виден из годового отчета директора народных училищ Коншина (он сменил И.И. Лажечникова в 1837 году) в Министерство народного просвещения за 1837 год: «Гимназий – 1, уездных училищ 10, приходских училищ – 24, частных заведений – 1, итого: 36. Воспитательных заведений при Тверской гимназии – 1, благородный пансион.

Число выбывших из учебных заведений в 1836 учебном году из училищных заведений – 712, в том числе по окончании курса с одобрительными аттестатами – 68, до окончания курса – 630 (по своей и родительской воле). Исключенных учеников за дурное поведение не было. Выбывшие по окончании курса и до окончания онаго, принадлежат большею частью к мещанскому состоянию. Из числа выбывших из гимназии по окончании курса, двое поступили в Московский университет. [10]

---

[1] Крылов Д. Столетие Тверской мужской гимназии. Тверь, 1904. С. 116-124.

[2] Сообщение директора училищ Лажечникова И. И., о своем мнении, о введении преподавания греческого языка в гимназии от 16 июня. Лл. 1-2об. // ГАТО. Ф. 11, оп. 1, ед.хр. 74. Тверская мужская гимназия. 1833. Лл. 2.

[3] Выписка из дела о том, чтобы в воспитанников Тверской гимназии брали только из податного состояния. Лл. 3-3об. // ГАТО. Ф. 11, оп. 1, ед.хр. 73. Тверская мужская гимназия. 1833. Лл. 4.

[4] Выписка из дела о переписки смотрителей училищ с директором училищ Тверской губернии о прибавлении жалованья учителям. Лл. 1-1об., 3-3об. // ГАТО. Ф. 20, оп. 1, ед.хр. 959. Директор народных училищ Тверской губернии. 1834. Лл. 8.

[5] Выписка из дела о переписке смотрителей училищ с директором училищ Тверской губернии о выдаче за исправление посторонних должностей половинного жалованья. Лл. 1-2, 68 // ГАТО. Ф. 20, оп. 1, ед.хр. 960. Директор народных училищ. 1834-1835. Лл. 68.

[6] Крылов Д. Столетие Тверской мужской гимназии. С. 106.

[7] Дело о жестоком обращении с учениками учителя Колосова. Лл. 1-1об. // ГАТО. Ф. 20, оп. 1, ед.хр. 1011. Директор народных училищ Тверской губернии. 1835. Лл. 3.

[8] Выписка из дела о запрещении обучать детей в училищах не имея на то позволения высшего начальства. Лл. 1-1об. и 41-41об., 9-10, 35. // ГАТО. Ф. 20, оп. 1, ед.хр. 886. Директор народных училищ Тверской губернии. 1835-1836. Лл. 41.

[9] Дело о замечании господину учителю Смирнову касательно преподавания. Лл. 1-2. // ГАТО. Ф. 20, оп. 1, ед.хр. 989. Директор народных училищ Тверской губернии. Нач. 20/III-1835. Лл. 2.

[10] Состав учебных заведений находящихся в Тверской Дирекции. Количество выбывших учащихся. Л. 15. // ГАТО. Ф. 20, оп. 1, ед.хр. 1093. Директор народных училищ Тверской губернии. 1837. Лл. 30.